Империи в мировой истории. Власть и политика различий - Джейн Бербанк

колония будет Алжир? Не для французских поселенцев - во Франции не было большого желания эмигрировать. Итальянцы, мальтийцы, испанцы и евреи занимали видное место среди колонистов, которые под присмотром французов занялись торговлей и сельским хозяйством. Этому новому смешанному средиземноморскому населению Франция предоставила различные права. Нефранцузские поселенцы христианского вероисповедания могли стать французскими гражданами, но мусульмане и евреи считались подпадающими под исламское или Моисеево право и могли просить французского гражданства, только если соглашались подчиниться французскому гражданскому праву.

Франция с самого начала настаивала на том, что уважает право алжирцев-мусульман на ведение собственных юридических дел, что является отголоском османской практики. Однако французское гражданство сильно отличалось от многостороннего режима османов. Доктрина дифференцированного применения гражданства определяла алжирцев-мусульман как членов второго порядка французского имперского сообщества, лишенных политических прав и подлежащих произвольному наказанию. Разработанное в Алжире, различие между гражданином и подданным постепенно стало государственной практикой на большей части империи. Согласно законодательному акту 1865 года, алжирцы-мусульмане были французскими подданными, но не французскими гражданами, если только они как индивидуумы не отказывались от своего статуса по исламскому праву и не принимались правительством как ведущие "французский" образ жизни.

В это время Франция вновь стала называть себя империей, а ее правитель Наполеон III изложил классическое имперское видение правления: "Алжир - не колония, а арабское королевство. . . . Я такой же император арабов, как и французов". В 1870 году евреи Алжира получили право на гражданство, что соответствовало часто используемой имперской стратегии предоставления определенным категориям людей доли в системе, чтобы усилить контроль над теми, кто, как считалось, представлял для нее наибольшую опасность.

Когда в 1871 году Франция вновь стала республикой, старое представление о государстве как о совокупности различных территорий и людей не было утрачено. Алжир занимал особое место: его территория считалась неотъемлемой частью Французской республики, но только часть его населения была неотъемлемой частью граждан республики. Колоны в полной мере использовали свои политические права в метрополии и алжирских институтах, чтобы укрепить свое положение за счет мусульманского большинства.

Репертуары империи

Таким образом, в XIX веке мы видим широкий репертуар форм осуществления имперской власти - от экономических стимулов и периодических демонстраций принудительного потенциала до финансового контроля, договорных портов, протекторатов, доминионов и колоний. Суверенитет - на практике, если не в трактатах международных юристов, - был неопределенным и неравномерным явлением, а не тем, что общество либо имело, либо не имело. Государственные формы не были эквивалентными. Люди, живущие в рамках составных, многослойных и пересекающихся режимов власти, могут испытывать различные степени расового подчинения, втираемого дискриминацией в повседневную жизнь, а также возможности усиления личной власти или экономических связей. Гонконгский торговец мог испытывать как возможности, так и унижения; в Алжире большинство мусульманских подданных видели только подчинение, захват земли и эксплуатацию; во Вьетнаме обедневшие рабочие, пережитки старой мандаринской элиты и успешные плантаторы играли свои неравные роли в колониальном обществе.

Империализм свободной торговли всегда находился на грани превращения в нечто иное - именно поэтому он был империализмом, а не просто торговлей. Он зависел от реконфигурации межимперских соревнований. Великобритания, имея лучшие карты для игры, распространяла неофициальную власть и влияние на старые империи и новые страны. Но Франция в Алжире и Вьетнаме и голландцы в Индонезии также занялись территориальной колонизацией. Можно преувеличивать стремление к колонизации, которое, как считается, захватило европейскую общественность к 1870-м годам, но в течение всего столетия предприниматели, миссионеры и военные активно занимались колонизацией и с гордостью рекламировали свои предприятия. Даже без целенаправленных и сознательных усилий по колонизации мира соперничество между небольшим числом европейских государств-империй, уязвимость Османской и Китайской империй, а также японское имперское строительство меняли геополитику империи. В следующих разделах мы обратимся к интенсификации и расширению колониального владычества.

Империя усиливается: Британская Индия в девятнадцатом веке

Индия долгое время занимала особое положение в британской системе, причем отнюдь не стабильное. В XVIII веке Ост-Индская компания стала фактической властью над большей частью субконтинента и оказывала сильное влияние на остальную часть (главы 6 и 8). Британские лидеры отказались от утверждения суверенитета над Индией в пользу намеренно расплывчатого и очень имперского термина "парамаунтство". Власть компании усилила ослабление императора Великих Моголов, предоставив посредникам доступ к ресурсам, которые император не мог контролировать. Расширение власти компании привело к появлению множества "княжеских государств" - под управлением номинально суверенного правителя, находящегося под наблюдением британцев, и территорий с более прямым управлением. Зависимые от посредников из числа коренного населения, контролировавших сложные системы сбора доходов в различных государствах, чиновники компании пытались придать большую регулярность работе многочисленных писцов и бухгалтеров, набиравшихся через родственные связи, клиентуру и ученичество. Но эти люди могли использовать свое положение и ауру, связанную с документальными свидетельствами, для того, чтобы использовать определенную власть для себя.

В первой половине XIX века представители компании и правительства расходились во мнениях относительно того, в какой степени им следует работать через индийских посредников - тем самым укрепляя фикцию британского правления как опирающегося на Моголов - или действовать более прямо и решительно, чтобы привести Индию под власть "цивилизованного" правительства. Они так и не смогли сделать ни того, ни другого, и Кристофер Бэйли указывает на иронию в том, что, превращая торговые анклавы в огромную территориальную империю, британцы создавали нечто сродни Османской империи в то самое время, когда османы считались анахронизмом. Британская Индия, как и Османская империя, больше всего зависела от земельных доходов. Режим скорее укреплял, чем подрывал местную иерархию; он не способствовал индустриализации или полностью открытому рынку земли.

Ост-Индская компания на большей части своих владений в начале XIX века полагалась на "систему резидентов", на чиновника, смотрящего через плечо принца. Князья могли быть свергнуты или их казна находилась под пристальным наблюдением, но они по-прежнему могли распределять доходы, облагать налогом подданных, поддерживать внутреннее право и покровительствовать культурным учреждениям. Резидент с единственным европейским помощником мог быть единственным неиндийским чиновником в княжеском государстве. В Британской Индии к 1880-м годам соотношение числа европейских чиновников и населения составляло менее 1:250 000, хотя в некоторых районах британское правление было более прямым и авторитарным. Над всем этим возвышалась растущая Гражданская служба Достопочтенной Ост-Индской компании, которая должна была привнести бюрократию и нормы государственной службы в компанию, долгое время славившуюся продажностью своих офицеров и личным и переменчивым характером их отношений с индийскими посредниками, от которых они зависели.

Британские представления об Индии в начале XIX века были характерно "ориенталистскими" - видение Индии как некогда великой цивилизации, ныне пришедшей в упадок. Сохраняющееся уважение